Память

<intro>Продолжение цикла публикаций известного орловского краеведа и художника Леонида Потапова</intro>

Когда весной 1965 года взрывали Преображенскую церковь на правом берегу Оки, мы, студенты-пятикурсники, умилялись тому, что кирпич не разлетелся дальше 6 метров от периметра церкви, и говорили: "Вот молодцы солдаты, как они ее положили, просто загляденье и никакого разброса". И никто из взрослых, образованных людей, которые пишут теперь книги и ссылаются на " волевые решения", не сказал в этот роковой день: "Ребята, давайте сядем у стен и не дадим взрывать храм, чего бы нам это ни стоило". Да и мы, конечно, уже были не в том возрасте, на который можно ссылаться для своего оправдания.

Кстати, это публичное уничтожение церкви (А оно и было задумано как публичное, ведь никто не мешал взорвать ее ночью) могло закончиться трагически. На противоположном берегу Оки, пониже Богоявленской церкви, там, где теперь бетонный бассейн-лягушатник, собралась толпа зрителей человек в 200-250 и, когда церковь рухнула, огромная толпа бросилась на ту сторону. Весенний лед начал проседать под тяжестью тел, вода выступила, и только счастливая случайность, или воля провидения, уж не знаю что, спасла людей от гибели.

Уже 12 лет, как не было Сталина, уже полгода, как " ушел на пенсию в связи с преклонным возрастом" Н. С. Хрущев, не было никаких "всесоюзных компаний" и указаний из Москвы – и все-таки церковь эта была взорвана, остались только фотографии те, начала века, где она, блестя куполами, красуется на виду всего города, да репортерские, где запечатлен момент ее разрушения.

Почти 30 лет спустя взвод солдат вошел через проходную бывшего хлебозавода на территорию уже другой церкви – Смоленской Божьей Матери, но не для того, чтобы ее уничтожить, а для расчистки и уборки. Однако воссоздать можно только подобие.

Если сравнивать дореволюционный Орел с нынешним, то новый не выдерживает рядом со старым. Конечно, старый был типично провинциальным городом, но он был красив, соразмерен, архитектурно выверен. Достаточно посмотреть на перспективы Болховской улицы. Одна – сверху, другая – снизу, и обе очень убедительны: строгость двух рядов домов органично переплеталась с крылечками, балкончиками, ажурными украшениями фронтонов, с шатром Георгиевской церкви, с куполами Введенского монастыря и небольшой часовней у нынешней типографии.

Существует достаточно много фотографий старого Орла. Если внимательно всмотреться в номера на этих фото, то можно встретить №87 и №88, и даже №384, а по словам специалистов их около 750 штук, что говорит о большом выборе, который был у снимавших. Это и знаменитые Орловские храмы, и виды улиц Болховской и Московской, и Александровский и Мариинский мосты, и Московские триумфальные ворота, построенные в честь приезда в Орел государыни Екатерины 11, Центральный банк, на котором до сих пор не достает двух башен, и гостиница "Берлин", ансамбли женского и мужского монастырей, Алексеевская гимназия, и здание кадетского корпуса, институт благородных девиц, здание городской Думы и, изуродованное до неузнаваемости здание польского костела.
Со старых фотографий смотрит на нас удивительный город, С глубокими снегами, с наводнениями и летним зноем, прекрасный город, которого больше нет. Когда маленькие дети спрашивают: "А кто самый страшный на свете – лев, тигр, слон или дракон?" – так и напрашивается ответ: самый страшный среди них – человек. Ибо он может произвести на свет себе подобного, а может убить, может построить, а может и сломать, взорвать, уничтожить, да при этом подвести и теоретическую базу: дескать, сломанное творение было никчемным, ненужным, безвкусным, да антинародным…
Старый город… Теперь уже почти не существует тех дореволюционных улиц и домов. Как-то Б. Ш. Окуджава сказал: "Арбата больше нет", имея в виду тот старый, дореволюционный, или хотя бы довоенный Арбат. А что же у нас? От Михаилоархангельской церкви, веером расходясь, уходят к западным окраинам улицы. Они наподобие лучей начинаются от храма и образуют большой сектор между правым берегом Орлика и ул. Комсомольской. Эта часть старого города, вобравшая в себя Посадскую и Пушкарскую слободы, уникальна и, наверно, не имеет аналогов. Я не уверен, что подобные районы сохранились в соседних городах. Все эти Пушкарные, Посадские, Васильевская, Зеленый берег и Зеленый ров, а также Карачевская, составляли когда-то единую стройную систему в архитектуре Орла. В основном, одноэтажные, деревянные, обшитые тесом и украшенные деревянной резьбой-прорезью, они являлись образцом провинциального зодчества. Еще лет 10-15 тому назад можно было встретить на фронтонах этих домов круглые железные доски Российского страхового общества и даты второй половины 19 века. С прокладкой новых дорог, с поднятием тротуаров дома эти постепенно уходили в землю, теряя свою первоначальную красоту и соразмерность. Мысленно сбросьте с них 100-120 лет, поднимите их на 70-80 сантиметров, исправьте те перекосы фундаментов, которые произошли за эти годы, прокрасьте их так, как красит заботливый хозяин, уберите все дальнейшие пристройки из кирпича, шлакоблока, бетона – все эти верандочки, кухни, гаражи – и вы услышите музыку домов, брошенных теперь на произвол судьбы.
Непонятна позиция и по застройке пустующих площадей. Уже много лет пугает своим запустением место напротив бывшей мужской гимназии. Ну и что же, что строительство дворца культуры не состоялось, но ведь можно здесь построить прекрасный дом, благо желающих хоть отбавляй.

Чуть дальше новый провал – это там, где теперь "могила Есенина", я по-другому не могу назвать это место, так как внешне оно очень похоже на сельское кладбище с памятником-обелиском. Хороший красивый дом в 5-6 этажей закрыл бы здесь дыру, но нет. Сломав дом, где жила З. Райх, потом решили сделать памятное место, не приняв во внимание, что фоном этого "мемориала" оказались задворки. Я не знаю, над чем здесь работали ландшафтные архитекторы, но никакие березки и чугунные решетки безвкусицу не спасут.

Ну, а как же память о поэте и прекрасной актрисе З. Райх, трагически погибшей после ареста В. Мейерхольда? Я большой и давний поклонник творчества С. Есенина, но памятник можно сделать и на 4-х квадратных метрах в мраморной нише, в стене дома, оставив и маленький газон для цветов, а не выделять почти гектар пустующего места.

Когда заходит речь о человеческой памяти, она всегда оказывается почему-то короткой и непрочной. Взять хотя бы те же памятные знаки. В Орле удостоились памятников герои минувшей войны: генералы Гуртьев и Горбатов, но нет никакого памятного знака в честь князя Д. Пожарского и новгородского гражданина К.Минина, которые здесь в 1615 году погнали захватчиков то Царева Брода…..
А спроси: и почти никто не знает об этом событии. Царев Брод – это уникальное историческое место, кстати, очень живописное и красивое, которое находится в черте города. Лет 40 назад, когда Орлик был еще чистой рекой и из него можно было пить воду, в полдень оттуда возвращались мальчишки, неся метровые снизки пескарей. И когда у них спрашивали: "Где ловили? – они коротко отвечали: "На Царевке". С заселением 2-й Пушкарной улицы, строительством там гаражей, место стало засоряться, жители просто валили отходы с двух сторон от дороги, ведущей на Зареченскую ПМК. Лет восемь назад нагребли небольшой холмик и поставили памятную плиту с надписью о событиях 1615 года, но на очередной Петров день ее завалили любители ночных "подвигов", а потом и совсем утащили: лежит где-нибудь во дворе, или же зачеканили текст и поставили на кладбище.
Если посмотреть теперь со стороны Пушкарных и Посадских улиц на "Дворянское гнездо", то поражаешься масштабом пространства, которое здесь образовалось после последней "реконструкции". Впору ставить монумент 50- метровой высоты, как на Мамаевом кургане. И хотя мы часто употребляем термин "Дворянское гнездо", скорее он больше относится к высокому, крутому берегу Орлика, который резко меняет здесь свое направление. До сих пор специалисты спорят: а где же стоял дом, в котором якобы жила Лиза Калитина, да и жила ли вообще: высказываются разные версии. Но что теперь осталось от предмета спора? Снесена балюстрада, которая, хотя и была поставлена недавно, но все же придавала видимость законченности пространства. В полную негодность пришла беседка, впрочем, как и обе в городском парке культуры и отдыха на так называемом "Тургеневском бережке". Да и само вновь организованное пространство не соответствует понятию гнезда: то есть дома с верандой или террасой, возможно, с мезонином, заросшего травой двора с протоптанными тропинками, с кустами сирени и жасмина, с садом или парком в тех давних традициях прошлого века, что и называли "гнездами". Недавно установили камень с надписью: "Ландшафтный парк "Дворянское гнедо" и все это на Октябрьской улице, Звучит как-то уж слишком насмешливо и кощунственно…

Говоря о человеческой памяти, нужно отметить, что она во многом зависит от политической системы. Меня всегда поражало: как же так – вот я закончил гуманитарный вуз (теперь университет), и среди множества нужных и ненужных, любимых и нелюбимых предметов, которые мы изучали, сдавали или "проходили", так и не нашлось места для русской истории до 1917 года, я уже не говорю об истории древнего мира. Поэтому и выросли мы в невежестве. Например, о великом народном поэте Сергее Есенине, книги которого были запрещены, я впервые услышал не на уроках литературы, не по радио, а от соседа, бывшего уголовника, который, придя из тюрьмы, по вечерам, собрав нас, пацанов, вокруг себя, пел не блатные и не лагерные песни, а лирические, трогающие за сердце: "Клен ты мой опавший…", "Ты жива еще, моя старушка…" и особенно: "Выткался на озере алый свет зари…" При этом он плакал, не стесняясь нас.
Если мы посмотрим теперь на мемориальные доски и памятные места, то увидим, что многие из них связаны с последней войною и революцией, а также местами, где располагалась ВЧК, и почти ничего нет о наших земляках-орловцах. Я не говорю о самых знаменитых: Тургеневе, Бунине, Лескове, Русанове (хотя тот же Бунин не очень давно перестал быть опальным). На днях на отреставрированном доме П. Серебрянникова, где теперь областной комитет культуры появилась новая красивая мемориальная доска: "Юозас Витас, Герой Советского Союза, участник революционных событий… Жил в этом доме в 33-34 годах. Наверное надо, чтобы были подобные доски, но почему-то никому не придет в голову установить мемориальную доску тому, кто построил этот дом и пожертвовал деньги на строительство храма Смоленской Божьей Матери, которая всего в двух шагах отсюда, - самому П. Серебрянникову. Ведь он здесь не только жил, но и строил.

Мне до сих пор не понятно, почему "улица художника Моревского, Митрофанова или Дудченко) звучит хуже, чем, например: ул. Силикатная, Паравозная, Солнечная, Окраинная, Опушечная, или проезд Тракторный, Торцовый, Стандартный, переулок Артельный… А ведь кроме художников у нас были и выдающиеся архитекторы, актеры, писатели, врачи. Среди них немало людей, носивших звание заслуженных и народных, но их почти не помним. Выходит, что сами не хотим знать свою историю. Уже много лет назад умер Л.Н. Афонин -известный орловский писатель и литературовед, его труды о Тургеневе и Лескове являются фундаментальными и уже классическими. Много лет он прожил на тихой тогда Садово-Пушкарной улице – это всего в трех кварталах от института, где он преподавал. После его смерти родственник уехали из этого дома, и там теперь живут чужие люди, которые довели дом до полного обветшания, приляпали (я не могу подобрать другого слова) клетушку-кухню, покрасили фасад грязно-синей краской, со двора часто слышится отборный русский мат, а ведь раньше люди с благоговением говорили: "Писатель живет!"
На стене церкви Михаила Архангела с давних пор и по сей день висит доска с надписью о том, что храм охраняется государством, только вот охранять никто не хотел: ни государство, ни общество. Ибо как объяснить то, что власти затеяли там реконструкцию в свое время, из храма было вывезено около 300 кубометров земли, чтобы сделать подвальные помещения, строители уже разделили трапезную на два этажа, разрушив тем самым внутренний объем церкви. Специалисты говорят, что храм после этого дал осадку. Или, как досужие любители экзотики влезали туда через окно – срубать настенные росписи или отбивать куски от богатого золоченного карниза внутри светового барабана.

Для памяти нужны усилия ума и сердца, а для того, чтобы забыть, достаточно "исключить из школьной программы Пушкина, Толстого, Достоевского, того же Есенина или переименовать улицу. Память завещается в наследство, но далеко не всегда востребуется самими наследниками. 1995 г.